РУССКИЙ ДОКТОР В ТРОПИКАХ

Меня часто спрашивают о любимых писателях... К своим 46 годам я пережил немало литературных романов, но первой и потому самой глубокой любовью в моём сердце по сей день звучит твёрдый и в то же время екклезиастически спокойный голос Германа Гессе.

С раннего детства Герман противился дурости традиционной морали, а повзрослевши, и вовсе прослыл неисправимым нонконформистом. Высказанное пером искреннее отвращение к ужасам Первой мировой и нежелание поносить Шекспира-Моне-Чайковского, вмиг обратило национальную гордость в изгоя. В пароксизмах ура-патриотизма даже давние друзья открещивались от "пригретой на груди ядовитой змеи" и оповещали Гессе о том, что отныне сердца их бьются только для кайзера и для их державы, но не для такого выродка, как он".


Отто Дикс. Раненый солдат (1916)

Перечитал сейчас его "Краткое жизнеописание" и наткнулся на яркий синдромокомплекс особо опасного недуга общества, с энтузиазмом мимикрирующего под просторечные "патриотиз" и "человеколюбие":

( Collapse )

Продолжаю свой фотоотчет с выставки "Никоновы. Три художника" в Новой Третьяковке. Теперь о Михаиле.

Михаил Фёдорович Никонов (1928–2010) — старший брат Павла Никонова и его творческий антипод. Михаил Никонов — один из лидеров «Девятки» (на самом деле 'восьмёрки') — как и его брат, жадно поглощал и перерабатывал "оттаявшие" на прогалинах Хрущёвской оттепели художественные стили, подвергшиеся в сталинской России глубокой полувековой заморозке — сюрреализм, абстракционизм, фовизм. Однако, работы Михаила отличает напряжённая, гротесковая образность. Под стать этой образности и его манера письма — открытая и экспрессивная, построенная на контрастах цвета. И всё же, несмотря на буйство красок, от работ Михаила Никонова веет задумчивой витальной тоской.



( Collapse )

Погода в Первопрестольной отвратительная, промозглая — пасмурно и зябко. Но такое случается даже в любимых тропиках — на рассвете в горах, покрытых облачными лесами. Ночью бывает даже примерзает, как на Мачу-Пикчу в Перу, однако с восходом начинает припекать солнце, воздух насыщается испаряющейся влагой и тогда убеждаешься: ты в тропиках. Так вот, созерцая тоскливые виды из окна, вспомнил я одно удивительное местечко в Мексике, где мне удалось побывать с профессором.

Профессор, кроме того что теряет волю при звуках бельканто и превращается в востроглазо-стремглавого охотника при виде бабочек, ещё и знатный кактусист. Во времена СССР он даже председательствовал в хабаровском клубе любителей кактусов, а тогда выхлопотать себе новый колючий вид, да еще и вырастить его из семян, было делом весьма непростым и престижным. И хотя в наши дни открытых границ и высоких технологий растить кактусы дома стало гораздо проще, охотников до этого дела в России почти не осталось... Профессор же не растерял увлечений молодости и всякий раз, когда мы бываем на родине кактусов — в Коста-Рике, Перу или в Мексике — впадает в неизменный восторг.

Но сегодня я вспоминаю о горном местечке с исключительной экологией, где вполне себе ксерофильные кактусы приспособились к сожительству с видами тропических дождевых лесов. Речь пойдет о флоре деревеньки Санта-Катарина-Лачатао, угнездившейся в горном хребте Сьерра-Хуарес штата Оахака. Большинство туристов забираются в эту глушь взглянуть на относительно свежие раскопки доколумбовой архитектуры, но нас с профессором привели сюда бабочки и кактусы.


В симпатичной барочной церкви в городке Санта-Катарина-Лачатао (конец XVI — начало XVII вв.) можно увидеть интересные ретабло.

( Collapse )

Прошлые январские каникулы я провел в Ню-Йорке и в Вашингтоне, из них четыре дня посвятил галереям — Метрополитен-музею и Национальной галерее. Особое внимание уделил полотнам, проданным большевиками из Эрмитажа, и сегодня решил рассказать о трёх из них. Но для начала небольшой экскурс в историю.

«Сталинские распродажи», конечно, не ограничивались распродажей эрмитажной коллекции, с молотка шёл и Алмазный фонд, и московские музеи, и реликвии Православной церкви, и убранство дворцов и усадеб. Захватившим власть функционерам затягивать ремни не хотелось — не для того в аду прописывались, так что культурные сокровища распродавались по дешевке и оптом. Уникальные бриллианты уходили на вес каратами, золотые и серебряные изделия торговались пудами. Самая древняя рукописная пергаментная Библия (Синайский кодекс) — бесценная реликвия всего христианского мира — из Российской национальной библиотеки ушла в библиотеку Британскую всего за £100 тыс. (на сегодняшние деньги это £6 млн.) в 1933 году по личному распоряжению Сталина. Потрясающее «Ночное кафе» Ван Гога из национализированной коллекции Морозова перекочевало в собрание Стефана Кларка, а затем в Йельский университет (об этом полотне со свойственным ей заразительным воодушевлением рассказывала Паола Волкова — см. видео с 10'40'').

Продавать Россию большевики начали как только дорвались до власти. Только с 1917 по 1923 годы советским правительством было продано: 3 тыс. каратов бриллиантов, 3 пуда золота и 300 пудов серебра из Зимнего дворца; из Троицкой лавры — 500 бриллиантов, 150 пудов серебра; из Соловецкого монастыря — 384 бриллианта; из Оружейной палаты — золотого и серебряного лома 40 пудов. Всё сбывалось по бросовой цене, выручка тратилась на текущие расходы... Полученный доход составил всего 4 500 рублей. Из них на закупку хлеба для голодающих потратили якобы 1 тысячу, все остальное ушло на расходы и продуктовое довольствие самих комиссий по изъятию.


Один из величайших шедевров Рафаэля, «Мадонну Альба», продали в 1931 году за $1,166 млн. Сегодня этим прекрасно сохранившимся тондо можно полюбоваться в Национальной художественной галерее в Вашингтоне.

( Collapse )

Решил написать небольшое пояснение к недавно представленному в Большом театре блоку балета "Дама с камелиями" гениального Джона Ноймайера. Балет этот хеореодраматический, в нем многое построено на пантомиме, символизме, метафорах, флешбэках и всюду "двойное дно", и всё это заставляет зрителя напряженно шевелить извилинами, перечитывать роман, а главное — возникает желание пересматривать спектакль вновь и вновь, обнаруживать новые его краски и смыслы.

В романе Дюма-сына «Дама с камелиями», по мотивам которого поставлен балет, речь идет о камелии японской. Другой распространенный в культуре вид, камелия китайская — это всем известный чай, ее цветки мелкие и всегда белые.


Культурные махровые сорта камелии японской на вилле Фарнезе. Фото 0xymoron

( Collapse )

С годами многое переоцениваешь. Люди, когда-то столь близкие, столь обыденные, становятся важными историческими личностями. Увы, не всегда при жизни... Время стремительно несет тебя сквозь толпу, и лишь годы спустя осознаешь, что в этой суете судьба столкнула тебя с носителями Разума.

Таковым был мой Учитель Георгий Георгиевич Пермяков. Родившийся через несколько дней после Октябрьской революции в семье аптекаря-мыловара и столбовой дворянки в приморском городке Никольск-Уссурийский (нынешний Уссурийск), семилетний Гоша эмигрировал с родителями в Харбин вместе со ста тысячами других русских дворян и белогвардейцев.

С 1932 по 1945 годы Харбин входил в состав государства Маньчжоу-го, являвшегося по сути оккупированной японцами частью Маньчжурии – того, что не отошло Царской России в виде Приморья и Приамурья ("Внешняя Маньчжурия"). Верховным, но по сути марионеточным правителем Маньчжоу-го, в 1933-ем японцы сделали последнего китайского императора из маньчжурской династии Цин, известного по сокращенному имени Пуи (= Пу И). За время существования Маньчжоу-го население этих территорий более чем удвоилось – в основном за счет китайцев и маньчжур, и немного благодаря притоку переселенцев из Японии (около 600 тыс), Кореи (около 700 тыс) и других национальностей. В этом поликультурологическом бульоне и эволюционировало самосознание моего Учителя, прожившего одну из самых замысловатых версий эмигрантских судеб русского Китая.


Пуи и Г. Г. Пермяков (крайний справа) на Токийском процессе.

( Collapse )

Фильм – это жизнь, с которой вывели пятна скуки
                                                Альфред Хичкок

По настоятельной рекомендации друга посмотрел вчера новый отечественный фильм "Легенда №17". В последние годы российский масс-кинематограф стараюсь избегать, но на этот раз решил сделать исключение. В целом не пожалел. Добротно отрежиссированная спортивная драма вобрала в себя всё, из чего складывается рецепт патриотического кино; я даже отностальгировал – так явственно пахнуло из детства. Из современненького добавили пикантные антисоветские ингредиенты с постельными сценами и обнаженкой из мужской раздевалки, на мой консервативный вкус несколько избыточные, но с коммерческих позиций весьма выигрышные – таково уж веление времени.

Фокус-группой картины определенно является юношество – подрастающие россияне, чье сознание по упущению последних лет осталось каким-то бесхозным и невозделанным... Отсутствие простых и ясных ценностей никак не сплачивает массы, а своевольное представление о многополярности мира и разнообразии бытия сильно атомизирует народное волеизъявление, что опять же не очень хорошо, ибо делает окружающий мир разносерым, тогда как куда адриналинистей жить в черно-белом сюрреализме.

Кино "Легенда 17", хоть и полноцветное, свою воспитательную задачу выполняет вполне добросовестно. Жаль только, сюжет провисает в деталях...


В фильме "Легенда №17" Данила Козловский играет Валерия Харламова, а также в хоккей.

( Collapse )

В этом году декабристы, они же шлюмбергии, зацвели с большим опозданием. Зато очень пышно :). Секретами выращивания этих замечательных кактусов я поделился четыре года назад здесь, повторяться не стану.

Нашумевшая премьера восстановленного балета «Иван Грозный» побудила меня к философским размышлениям, свойственным врачебной герменевтике.

В то время как заклятые нелюбительницы Григоровича, по совместительству балетные критики, натягивали фабулу спектакля на апологетику политической диктатуры, стремясь тем самым низложить ценность воскрешенного «Ивана», и щедро сдабривали свои рецензии излюбленными журналистами аргументами ad hominem (когда утверждения основываются не на объективных данных, а апеллируют к чувствам убеждаемых), сам спектакль вызвал у зрителя Большого театра живейший интерес, не сказать фурор.

Нерелевантные аргументы ad hominem — сильнейший инструмент манипуляции мнением читателя. Сначала вы называете Григоровича Сталиным в балете, затем поминаете о злодеяниях самого Ивана Грозного, и вот они, свежеиспеченные выводы: балет — дрянь, Григ — бездарь, Большой театр в упадке. Ну а коль уж пущена кровь диктаторам всех времен, ничего не остается как утопить в ней же и артистов, задействованных в балете, как бы блестяще они не справились с поставленными драматическими и хореографическими задачами. Что, собственно, и было проделано без единой слезинки.


Павел Дмитриченко в партии Ивана Грозного. Репетиции. Фото © Сергей Минаков

( Collapse )